Вестник Казахстанско-Американского

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ 
КАЗАХСТАН 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Вестник Казахстанско-Американского 
Свободного Университета  
 
 
 
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ 
 
 
 
Выпуск 2 
ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ФИЛОЛОГИИ 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Усть-Каменогорск 
2012 

ББК 74.04 
 
В 38 
Республиканский  научный  журнал  «Вестник  Казахстанско-Американского 
Свободного  Университета»  посвящен  общим  проблемам  филологии.  Тематика  статей 
представлена  на  казахском,  русском  и  английском  языках  и  рассматривает 
лингвистические  аспекты  текста  и  дискурса,  казахскую  филологию,  вопросы 
переводоведения  и  лингводидактики,  проблемы  контроля  при  изучении  иностранных 
языков,  методику  обучения  лексики  и  грамматики,  методику  обучения  говорению  и 
аудированию, вопросы преподавания языков, актуальные проблемы литературоведения. 
Материалы  сборника  адресованы  научным  сотрудникам,  профессорско-
преподавательскому составу вузов и студентам, работникам образования. 
Журнал выходит 6 раз в год. 
Рабочий язык журнала – русский. 
 
Главный редактор – Е.А. Мамбетказиев 
академик НАН РК, профессор 
 
Зам. главного редактора – А.Е. Мамбетказиев 
 
Выпускающий редактор – Т.В. Левина 
 
Арт-директор – К.Н. Хаукка 
 
Редакторы – Л.Н. Котова,  
А.Н. Нурланова, 
Ю.В. Новицкая 
 
Корректоры – О.В. Чумаченко, 
Н.К. Тургумбаева, 
М.В. Кошелева 
 
В 38  
Вестник 
Казахстанско-Американского 
Свободного 
Университета.  Научный  журнал.  2  выпуск:  общие 
проблемы филологии. – Усть-Каменогорск, 2012. – 289 с. 
 
В
11
)
05
(
00
4304000000
−
 
 
 
 
 
 
 
 
ББК 74.04   
 
Журнал  зарегистрирован  в  Министерстве  культуры,  информации  и  спорта 
РК. Свидетельство о постановке на учет СМИ № 5888-ж от 11.04.2005. 
Журнал  включен  в  Перечень  научных  изданий  Комитета  по  контролю  в 
сфере образования и науки МОН РК, рекомендованных для публикации основных 
результатов диссертации по филологическим наукам. 
 
© Казахстанско-Американский  
Свободный Университет, 2012 
288 

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТЕКСТА И ДИСКУРСА 
 
 
Вестник КАСУ
 
3 
УДК 81'367.333 
ДИАЛОГИЧНОСТЬ КАК ФИЛОСОФСКО-КУЛЬТУРНАЯ КАТЕГОРИЯ (К 
ПРОБЛЕМЕ КУЛЬТУРОСПЕЦИФИЧНОСТИ) 
Котова Л.Н. 
 
Человек  живет  не  только  в  биосфере 
и социуме. Среда обитания человека – сре-
да речевая, среда «определенной словесной 
культуры». «В этот бушующий океан речи 
погружен каждый с рождения до смерти, и 
каждый  ищет  в  этом  океане,  с  помощью 
своего  и  чужого  слова,  истины,  а  если  не 
истины,  то  хотя  бы  убедительности»  [Ми-
хальская 1996, 40]. Как никогда это харак-
терно  для  современного  этапа  человече-
ской истории.  
Темпы  жизни  постиндустриального 
общества, круг явлений, объединенных по-
нятием  «информационный  взрыв»,  техни-
ческий  прогресс  и  применение  новых  ин-
формационных технологий в системах мас-
совой  коммуникации,  их  огромное  и  рас-
тущее  влияние  во  всех  сферах  жизни  мно-
гомиллионных аудиторий изменили социо-
культурную  ситуацию  и  «культурное  соз-
нание  эпохи»  (И.П.  Ильин).  Подобные  из-
менения  свидетельствуют  о  становлении 
культуры  нового  –  гармонизирующего  – 
типа.  «Направленность  ее,  уравновеши-
вающая отношения мира и человека, ведет 
к  пониманию  диалогического  принципа  их 
бытия  и  взаимодействия»  [Михальская, 
1990,  51].  Мы  наблюдаем,  как  практика 
диалога,  человеческого  общения  расширя-
ется до ранее никогда не свойственных ему 
масштабов.  При  этом  –  как  ни  странно  – 
растет  разобщенность  и  отчужденность 
людей друг  от  друга, ощущение  «одиноче-
ства в толпе», в целом, неестественные для 
человеческой  личности,  социальной  по 
своей  природе.  «От  органической  целост-
ности  цивилизации,  спонтанной  активно-
сти  общества,  мир  переходит  к  изоляции, 
разобщенности  (и  это  –  при  росте  уровня 
коммуникации!)», 
замечает 
профессор 
А.Ю.  Евдокимов.  [Евдокимов  2008,  145]. 
Ему  вторит  протоиерей  Михаил  Дронов: 
«нашей  привычной  средой  стало  отчужде-
ние  и  эгоистическое  одиночество,  и  ложь 
нам  уже  не  кажется  нравственной  пыткой, 
лишающей подлинных переживаний встре-
чи с другой личностью» [Дронов 2008, 30]. 
Однако  человеку  свойственно  искать  по-
нимания, сочувствия и испытывать радость 
от их обретения. При этом «одним из глав-
ных пороков общества признан страх всту-
пать  в  глубокие  межличностные  контакты 
– люди предпочитают  обходиться ритуаль-
ной ложью поверхностных полуконтактов» 
[там  же,  36].  Можно  наблюдать,  как  место 
реального  диалога  все  чаще  занимает  об-
щение  с  книгой:  оно  имеет  меньше  кон-
фликтогенных  рисков,  оно  более  комфорт-
но. Данный процесс в идеале – это процесс 
интерактивного  межличностного  взаимо-
действия. 
В  условиях  новой  культурной  пара-
дигмы,  по  мнению  А.К.  Михальской,  ста-
новится  очевидным,  что  «практика  обще-
ния изобилует не только не решенными, но 
порой даже и не поставленными, не отреф-
лексированными 
наукой 
проблемами» 
[Михальская 1990, 51]. Прежде всего, нуж-
даются в переоценке понимание сущности 
и результатов общения [там же, 56], и та-
кое  ярко  «культуроспецифичное»  понятие, 
как  «эффективное  (успешное)  общение», 
требует  уточнения.  Впрочем,  уточнения 
требует и само понятие «диалогичности». 
Речевое  общение  при  всем  разнооб-
разии  своих  форм  включает  в  себя,  в  том 
числе,  диалог  как  интерактивное  взаимо-
действие коммуникантов. Он может проте-
кать в режиме реального времени (так ска-
зать,  on-line-диалог)  и/или  литературной 
коммуникации  (соответственно,  off-line-
диалог),  то  есть  диалог  «автор-адресат» 
через литературный текст. 
Традиционно в риторике, ориентиро-
ванной  на  принципы,  провозглашенные 
еще М.В. Ломоносовым (а им, в свою оче-
редь,  почерпнутые  в  протестантской  тра-
диции), диалог понимается достаточно узко 
как  «обмен  репликами»,  «элементарными 
сообщениями»:  «Для  общества,  владеюще-
го  только  устной  речью,  любой  тип  текста 
внешне представлен как устное высказыва-
ние, переданное одним человеком другому, 
т.е.  любые  устные  тексты  имеют  вид  эле-

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТЕКСТА И ДИСКУРСА 
 
 
Вестник КАСУ
 
4 
ментарных  сообщений.  Всякое  сообщение, 
в свою очередь, способно вызвать речевую 
реакцию собеседника в виде простого вос-
произведения  услышанного  (курсив  мой  – 
Л.К.)  или  в  виде  другого,  нового  сообще-
ния,  особым  образом  сопрягаемого  с  ус-
лышанным. Совокупность сообщений, сде-
ланных разными лицами по одному и тому 
же  поводу,  обычно  называют  в  филологии 
диалогом, а каждое сообщение внутри диа-
лога  –  монологом»  [Рождественский  1996, 
46].  А.А.  Волков  несколько  дополняет  это 
традиционное  определение:  «Диалог  есть 
совместная  и  разделенная  последователь-
ностью  реплик  речь  нескольких  людей,  в 
результате  которого  принимается  общее 
решение»;  «в  диалогическую  речь  входят 
отдельные монологи как развернутые и за-
вершенные  по  смыслу  реплики»  [Волков 
2001, 21]. 
Однако  в  той  же  русской  филологи-
ческой традиции можно найти и понимание 
диалога,  широкое  настолько,  что  он  опре-
деляется  как  «принцип  бытия»,  ибо,  по 
словам  М.М.  Бахтина,  «Быть  –  значит  об-
щаться  диалогически».  Иными  словами, 
известная  схема  речевого  акта  «автор  – 
текст – адресат», взятая Р. Якобсоном из тео-
рии  информации,  приобретает  онтологиче-
ские черты. 
Очевидна  необходимость  рассмот-
реть  особенности  понимания  диалога  и 
диалогичности как философско-культурной 
категории  в  том  или  ином  социально-
историческом  контексте.  Уточнение  пред-
ставления о диалоге в свою очередь позво-
лит  уточнить  трактовку  его  успешности 
(эффективности). 
Если  анализировать  практику  обще-
ния и разные подходы к диалогу на протя-
жении  всего  культурно-исторического  раз-
вития  человечества,  то  истоки  сегодняш-
них  проблем  обнаруживаются  в  античной 
традиции.  «Аристотель,  –  пишет  А.К.  Ми-
хальская,  –  определив  в  «Риторике»  трех-
членную  структуру  коммуникативного  ак-
та, которая была впоследствии унаследова-
на  теорией  коммуникации,  лингвопрагма-
тикой,  теорией  речевой  деятельности, 
культурой  речи,  был  принципиально  вни-
мательнее к участникам ситуации общения 
–  говорящему  и  адресату,  чем  это  принято 
в современной научной традиции и практи-
ке.  Сейчас  за  адресатом  оставлено  только 
одно  «право»  –  расшифровывать,  декоди-
ровать  информацию,  передаваемую  гово-
рящим,  и  делать  это  «адекватно»;  успеш-
ность  же  деятельности  самого  говорящего 
стала определяться тем, насколько полно и 
беспрепятственно  ему  удается  свое  сооб-
щение донести до слушающего, т.е. по ми-
нимальному  уровню  помех  при  передаче. 
Такой  подход  отражает  именно  субъект-
объектный  характер  отношений  адресанта 
и  адресата,  порожденный  культурой  моно-
логического  типа»  [Михальская  1990,  52]. 
По мнению А.К. Михальской, данная куль-
тура  «возникла  в  рамках  субъект-
объектной  гносеологической  модели,  от-
ражающей  рационалистическую  западно-
европейскую  научную  парадигму»  [Ми-
хальская  1992,  58],  которую  называют 
«картезианской»  (т.к.  у  истоков  ее  стояли 
Декарт и Паскаль). Данная модель  опреде-
ляла  научное  познание  (преимущественно, 
на  Западе)  в  течение  последних  трехсот 
лет. И происходит следующее: «теория ин-
формации  и  теория  коммуникации  вос-
пользовавшись  античным  риторическим 
представлением  о  структуре  коммуника-
тивного акта («адресант – сообщение – ад-
ресат»)  вернули  его  современной  филоло-
гии,  наполнив  содержанием,  характерным 
для культуры монологической, основанной 
на  примате  научно-технического  знания» 
[Михальская  1990,  52].  Развитие  именно 
данного представления о речевом общении 
привело  к  понятию  «эффективности  обще-
ния» «как максимальной (наиболее полной) 
передачи  информации  от  субъекта  речи 
(говорящего) к объекту ее (адресату)» [Ми-
хальская 1992, 58].  
Данный подход, как уже  отмечалось, 
характерен  для  американской  риторики. 
О.П.  Брынская  называет  ее  «самым  совер-
шенным  инструментом  манипуляции  об-
щественным  мнением»  [Брынская  1979, 
22].  А.К.  Михальская  добавляет:  «Пассив-
ная  роль  адресата,  которым  манипулирует 
автор  сообщения,  проявляется  наиболее 
откровенно  в  такой  области,  как  реклама» 
[Михальская  1990,  52].  В  парадигме  куль-
туры  монологического  типа,  если  и  пред-
полагается  «активность»  адресата,  то  она 
сводится  лишь  к  пониманию,  воспроизве-
дению,  анализу  полученного  текста.  Для 

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТЕКСТА И ДИСКУРСА 
 
 
Вестник КАСУ
 
5 
этого,  конечно,  говорящий  должен  обеспе-
чить  «такой  «облик»  средства  общения, 
который адресат мог бы правильно декоди-
ровать»  (Срв.  приведенную  выше  точку 
зрения  на  этот  счет  Ю.В.  Рождественско-
го).  Несмотря  на  то,  что  уже  раздавались 
призывы  «реабилитировать  адресата»,  «не 
исключать  адресата  из  внимания»  (Я.  Са-
бол), субъект-объектные отношения автора 
и  адресата  продолжают  превалировать. 
А.К. Михальская замечает, что эти же тен-
денции  в  советской  лингвистической  тра-
диции  прослеживаются  «в  учении  о  ком-
муникативных  качествах  речи»  [Михаль-
ская там же, 53]. Так, в частности, Б.Н. Го-
ловин  утверждает:  «задача  заключается  в 
том,  чтобы  в  сознании  слушателя  (читате-
ля)  возникла  такая  же  информация,  кото-
рую  выражал  говорящий  (пишущий)…И 
чем  больше  это  сходство,  тем  полнее  и 
лучше  осуществлены  коммуникативные 
задачи»  [Головин  1998,  23].  В  этом  случае 
остается  лишь  разобраться  с  видами  мо-
дальности  отдельных  высказываний.  Ю.В. 
Рождественский  называет  «три  главней-
шие»:  побуждение,  вопрос,  повествование. 
«В этих модальных формах речи текст все-
гда  предполагает  второе  лицо  в  виде  кон-
кретного адресата – участника коммуника-
ции,  совмещенного  с  говорящим  в  про-
странстве  и  времени»  [Рождественский 
1996, 48]. Б.Н. Головин далее пишет: «Если 
речь, захватывая различные области созна-
ния слушателя или читателя, подчиняет его 
автору  (курсив  мой  –  Л.К.),  такая  речь 
действенна» [там же, 28] (в данном случае 
такой параметр речи, как «действенность», 
вероятно,  может  рассматриваться  как  си-
ноним «эффективности»).  
Подобная трактовка может быть дана 
лишь  с  позиций  все  тех  же  субъект-
объектных  отношений,  или  с  позиций  мо-
нологического  подхода.  Итак,  по  мнению 
Б.Н. Головина, в процессе общения от уча-
стников,  получивших  информацию,  требу-
ется,  чтобы  они  ее  «одинаково  осмыслили 
и выработали к ней одинаковое отношение, 
одинаково  ее  оценили»  в  результате  чего 
должны быть сведены «к минимуму разли-
чия  информации,  зависящие  от  несовпаде-
ния  работ  двух  сознаний»  [там  же,  36-37]. 
Это  позволяет  А.К.  Михальской  сделать 
вывод  о  том,  что  в  данной  парадигме 
«идеалом речевой коммуникации предстает 
максимальное  уподобление  адресата  гово-
рящему,  т.е.  в  пределе  такой  говорящий,  с 
которым в  одно целое  слит  его слушатель. 
И  остается  в  «коммуникативной  дуге»  не-
кая  одинокая  фигура  –  воплощение  моно-
логического  взгляда  на  мир  и  общение, 
причем  «дуга»  эта  естественным  образом 
превращается в замкнутый круг» [Михаль-
ская 1990, 54].  
Этот  монологический  «идеал»  имел 
возможность  утвердиться  и  проявиться,  к 
примеру, в период «развитого социализма». 
«Право  на  речь»  (т.е.  власть)  имел  только 
один  говорящий;  существовала  единствен-
ная  эталонная  форма  выражения  одного 
образцового  содержания  (вспомним  беско-
нечное  цитирование,  ставшее  нормой)» 
[там  же].  На  долю  адресата  оставались 
«продолжительные  аплодисменты»  и  «вос-
произведение».  А.К.  Михальская  рассуж-
дает  далее  о  том,  что,  даже  признавая 
«плюрализм», мы (с нашим укорененным в 
монологизме  сознанием)  «склонны  и  плю-
рализм понимать все в том же монологиче-
ском  ключе:  допуская  существование  раз-
личных  взглядов  на  предмет,  возможность 
открытого  словесного  их  выражения,  мы, 
кажется,  видим,  каждое  мнение  закончен-
ным,  замкнутым  в  себе,  бессознательно 
исключая  потенциальную  его  открытость, 
незавершенность,  способность  к  развитию 
и взаимодействию с другими. Так «плюра-
лизм» предстает как набор синхронных, не 
соприкасающихся друг с другом монологов 
о  мире»  [там  же].  Одним  из  проявлений 
подобного  понимания,  автор  считает  осо-
бенности  научного  дискурса:  «в  связи  с 
определенными  социальными  причинами 
изменился и принятый образец, идеал даже 
научной  речи  –  системы  довольно  консер-
вативной.  Обращение  к  лучшим  текстам 
научных работ дореволюционного периода 
и  20-х  гг.  XX  в.  (выше  автор  приводит  в 
пример  язык  исторических  сочинений 
Ключевского и Соловьева и цитирует А.Ф. 
Лосева 
1
  –  Л.К.)  удивляет  современного 
                                                
1
  А.Ф.  Лосев  говорил:  "Жаль,  что  мои 
книжные  редакторы  охотятся  за  разговор-
ными словечками и оборотами, искореняют 
их  как  сорняки.  Не  понимают!  Ведь  попу-
лярно,  беллетристично  изложенный  пред-

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТЕКСТА И ДИСКУРСА 
 
 
Вестник КАСУ
 
6 
читателя,  уже  приученного  редактурой  к 
усредненной,  сглаженной,  абстрактной, 
невыразительной  псевдонаучной  и  псевдо-
академической  речи.  "Редактура",  приво-
дившая  научные  тексты  в  соответствие  с 
речевым  идеалом,  царящим  в  этом  социу-
ме, была только  одним из проявлений "пу-
ризма"  как  формы  языковой  политики,  на-
саждавшейся  в  эпоху  тоталитаризма  и  за-
стоя.  А  языковая  политика  —  это  именно 
та деятельность государства, которая наса-
ждает соответствующий этому государству 
тип  речевого  идеала.  Государство,  "творя" 
жизнь  людей,  "заботится"  и  об  их  речи» 
[Михальская, 1996, 46-47]. 
Подобное  понимание  процесса  рече-
вого  взаимодействия  отражает,  по  мнению 
А.К. Михальской, «тот тип культуры, кото-
рый  человечеством  уже  преодолевается  и 
который  основан  на  монологическом  вос-
приятии  мира  и  монологической  речи  о 
нем» [там же, 51]. На смену ему идет куль-
тура  нового  типа  с  ее  гармонизирующим 
характером,  эксплицирующая  диалогиче-
ский  принцип  бытия  человека  и  его  взаи-
модействия  с  миром.  «Гносеологический 
аспект  этих  изменений  можно  охарактери-
зовать  как  осознанный,  отрефлексирован-
ный  переход  от  субъект-объектных  отно-
шений к отношениям субъект-субъектным» 
[там же].  
С  изменением  социокультурной  си-
туации  изменился  характер  человеческого 
общения  –  оно  становится  более  демокра-
тичным  и  более  «диалогичным»:  «ценится 
умение  установить  контакт  с  аудиторией, 
найти  в  ней  живой  отклик,  вызвать  у  слу-
шателей ответные размышления по поводу 
обсуждаемого  предмета.  Выступление  (в 
отличие  от  традиционной  речи  спикера  в 
английском парламенте как  «спектакля од-
ного  актера»  –  Л.К.)  начинает  напоминать 
античную  диатрибу  –  монолог,  имитирую-
щий  диалог,  только  направляющий  мысль 
слушателя в нужную сторону, подводящий 
его  самого  к  активно  добытому  выводу» 
[там же, 54]. 
Новой  культуре  свойственно  макси-
мально  широкое  понимание  диалога,  бе-
рущее  начало  в  концепции  М.М.  Бахтина, 
                                                                    
мет не становится от этого менее научным" 
(Мастера красноречия. – М., 1991) 
согласно  которой  «…диалогические  отно-
шения  –  явление  гораздо  более  широкое, 
чем отношения между репликами компози-
ционно  выраженного  диалога,  это  –  почти 
универсальное  явление,  пронизывающее 
всю человеческую речь и все  отношения и 
проявления  человеческой  жизни,  вообще 
все,  что  имеет  смысл  и  значение»  [Бахтин 
1979, 56].  
М.М.  Бахтин  подверг  научной  реф-
лексии  то,  что  в  литературе  сделал  Ф.М. 
Достоевский, и что сам он назвал «подлин-
ным  диалогом».  Ф.М.  Достоевским  был 
«открыт» мир подлинного диалога. Именно 
в его творчестве сознание автора «чувству-
ет  рядом  с  собою  и  перед  собою  равно-
правные  чужие  сознания  [героев  –  Л.К.], 
такие же бесконечные и незавершимые, как 
и  оно  само.  Оно  отражает  и  воссоздает  не 
мир  объектов,  а  именно  эти  чужие  созна-
ния  с  их  мирами,  воссоздает  в  их  подлин-
ной н е з а в е р ш и м о с т и  (ведь именно в 
ней их сущность). Но чужие сознания нель-
зя  созерцать,  анализировать,  определять 
как  объекты,  как  вещи,–  с  ними  можно 
только  д и а л о г и ч е с к и   о б щ а т ь с я . 
Думать  о  них  –  значит  г о в о р и т ь   с  
н и м и   (везде  подчеркнуто  автором  – 
Л.К.), иначе они тотчас же поворачиваются 
к  нам  своей  объектной  стороной:  они  за-
молкают,  закрываются  и  застывают  в  за-
вершенные  объектные  образы.  От  автора 
полифонического  романа  требуется  огром-
ная  и  напряженнейшая  диалогическая  ак-
тивность…»  [там  же,  92].  Подобные  отно-
шения  признает  М.М.  Бахтин  и  между  ав-
тором  и  читателем:  «Всякий  н а с т о я -
щ и й   читатель  Достоевского,  который 
воспринимает  его романы не на монологи-
ческий  лад,  а  умеет  подняться  до  новой 
авторской  позиции  Достоевского,  чувству-
ет  это  особое  а к т и в н о е   р а с ш и р е -
н и е   своего  сознания,  но  не  только  в 
смысле  освоения  новых  объектов  (челове-
ческих  типов,  характеров,  природных  и 
общественных  явлений),  а  прежде  всего  в 
смысле  особого,  никогда  ранее  не  испы-
танного  диалогического  общения  с  полно-
правными чужими сознаниями и активного 
диалогического  проникновения  в  незавер-
шимые глубины человека» [там же, 92-93]. 
Иными  словами,  подлинный  диалог  (неза-
висимо от того, кто в нем  участвует) – это 

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТЕКСТА И ДИСКУРСА 
 
 
Вестник КАСУ
 
7 
взаимодействие  полноправных  субъектов, 
а 
не 
воздействие 
одного 
(авто-
ра/говорящего,  то  есть  активного)  на  дру-
гого  (адресата/слушающего,  то  есть  пас-
сивного), как на объект.  
В  основе  принципиального  отличия 
подлинного  диалога  от  диалога,  который 
является  таковым  лишь  по  форме  лежит 
модель отношений между его участниками: 
субъект-субъектная  в  первом  случае  и 
субъект-объектная – во втором. Доминиро-
вание тех или других в определенном куль-
турном 
контексте 
имеет 
социально-
историческую  обусловленность.  Представ-
ления  о  том,  какая  модель  речевого  взаи-
модействия  должна  быть  признана  образ-
цовой,  исторически  изменчивы.  А.К.  Ми-
хальская  находит  их  истоки  в  античности, 
где  сосуществовали  два  таких  образца  – 
два  риторических  идеала,  имевших  прин-
ципиально разные основания. Один из них 
принадлежал  Сократу,  другой  –  софистам. 
«Идеал речи "по Сократу" предполагал, что 
условия хорошей речи – это, во-первых, ее 
истинность. Во-вторых,  ее нравственность, 
причем  нравственность  понималась  как 
польза для общественного, а не для лично-
го  блага.  В-третьих,  строгая  упорядочен-
ность  речи  в  смысловом  и  формальном 
(словесном)  отношении.  Идеал  софистов 
был  иным.  Первым  требованием  к  речи  у 
софистов была ее "подчиняющая", манипу-
лирующая  сила.  Вторым  –  ее  формальная, 
словесная  красота  и  изящество.  Третьим  – 
ее  логическая  изощренность  и  формально-
логическая  правильность.  Было  и  четвер-
тое,  связанное  с  первыми  тремя  –  возмож-
ность самовыражения в речи: хорошая речь 
для  софиста  –  это  прежде  всего  некая  "са-
мореклама", "самоутверждение". 
В  современной  отечественной  рече-
вой  среде,  логосфере,  существуют  и  бо-
рются,  по  крайней  мере,  три  различного 
происхождения  и  различной  природы  ри-
торических  идеала.  Первый,  наиболее  рас-
пространенный,  так  как  именно  он  принят 
средствами  массовой  информации,  –  это 
идеал  американский  или,  вернее,  америка-
низированный.  Он  восходит  к  софистиче-
скому и близок к нему сущностно.  Второй 
–  старый  отечественный,  русский,  восточ-
но-христианский, близкий к идеалу  Плато-
на и Сократа» [Михальская 1996, 42-43].  
Необходимо  подробнее  рассмотреть 
качества  каждого  исторически  сложивше-
гося  риторического  идеала,  но  это  –  пред-
мет  особого  и  серьезного  разговора,  кото-
рый мы оставим за рамками проблематики 
данной статьи. 
 

Каталог: journals
journals -> Хабаршы вестник
journals -> Н. Ю. Зуева (жауапты хатшы), О. Б. Алтынбекова, Г. Б. Мәдиева
journals -> Л-фараби атында ы аза лтты
journals -> Issn 1563-0269 Индекс 75871; 25871
journals -> Issn 2306-7365 1996 жылдың қарашасынан бастап екі айда бір рет шығады
journals -> ҚОҒамдық Ғылымдар мәселесі вопросы общественных наук
journals -> Казахский национальный
journals -> Ғылыми журнал 1996 жылдың қарашасынан бастап екі айда бір рет шығады
journals -> Казахский национальный
journals -> №4(68)/2012 Серия филология