М. Ауэзов – М. Сужикову, Н. Джандильдину
№ 141
15 февраля 1953 г.
ЦК КП Казахстана
товарищу Сужикову,
Отдел науки
товарищу Джандильдину
Получив 14 февраля с. г. распоряжение № 108 за под-
писью вице-президента Академи наук КазССР тов. Горяе-
ва
1
(копия приложена), я счел необходимым обратиться в
ЦК партии с необходимыми, существенными фактически-
ми разочарованиями и с выражением своего глубокого не-
доумения по поводу данного распоряжения, несправедли-
вого по сути, так как оно исходит из самых искаженных, не-
верных представлений о действительном положении вещей
по 1-му тому “Истории казахской литературы”.
В распоряжении записано, что я являюсь автором буд-
то бы одного раздела “Айтыс и сказки”. На самом деле,
мне было поручено составить два раздела (двух периодов):
“Сказки” и “Айтыс” (пореформенного периода). Из этих
разделов самый большой, трудоемкий – это раздел о сказ-
ках, и он, вопреки утверждению указанного документа, на-
писан мною в своей основной, полноценной редакции еще
к началу ноября, как было оговорено Институтом и прези-
диумом при поручении мне этой работы как новому чле-
ну редколлегии 1-го тома, введенному в состав редколле-
гии только осенью. Обсуждение этого моего раздела про-
шло еще в ноябре месяце в присутствии членов президиума
Академии наук т. Сауранбаева
2
и Покровского, и работа по-
лучила единогласную высокую оценку членов редколлегии:
Габдуллина, Ахметова
3
, Сильченко
4
и Смирновой
5
. Таким
образом, никаких срывов по одному, самому главному раз-
делу тома моей работы не было. Правда, на этом заседании
редколлегии были высказаны естественные замечания, по-
желания к последней редакции раздела, и редактором моих
разделов был тогда же назван т. Габдуллин.
Дальше я выехал на Всесоюзную конференцию сторон-
ников мира и по возвращению в конце декабря хотел напи-
334
сать оставшийся за мной небольшой раздел об айтысах по-
реформенного периода. Но тут оказались не зависящие от
меня, от редколлегии существенные затруднения в отноше-
нии самих материалов айтыса.
Речь шла об установлении окончательного текста доре-
волюционных айтысов Джамбула, по поводу которых я и
должен был написать свой последний, второй и совершен-
но обособленный от раздела сказок, небольшой по объему,
раздел.
В целях установления истины и справедливости, я про-
шу ЦК проверить у т. Искакова
6
, Смирновой, Габдуллина
7
в Академии и у тов. Джаймурзина
8
в Союзе писателей, как
обстоял вопрос и как обстоит он сейчас с установлением
окончательного текста айтысов Джамбула.
Так как раньше к текстам о Джамбуле прилагали руки
различные элементы, Институт языка и литературы и Союз
писателей, естественно, решили теперь окончательно про-
верить самые тексты айтысов Джамбула. И сейчас по офи-
циальному специальному решению Институт и Союз пере-
дали эти тексты на проверку двух бывших секретарей Джам-
була – т. Орманову
9
и Абдикадырову
10
. Тексты эти пока от
них не вернулись. А я, по договоренности с т. Искаковым
и редактором тома т. Габдуллиным и Смирновой, обязался
написать этот раздел об айтысе сразу же по получению ма-
териала исследования от секретарей акына. А по поводу до-
работок своего первого раздела, т. е. сказок, я ждал и про-
сил суммированных и конкретизированных после обсужде-
ния редколлегии замечаний моего ближайшего редактора
т. Габдуллина. Их я получил две недели тому назад, и, начав
свою доработку сразу же по получению замечаний т. Габ-
дуллина, я закончил окончательный текст неделю тому на-
зад и известил директора Института – т. Искакова, редакто-
ра т. Габдуллина, передав свою законченную работу на пе-
репечатку в Институт.
От машинисток Института материал моего исследова-
ния в 103 страницы прислали мне только в пятницу 13 фев-
раля. Эту свою работу, по моему глубокому убеждению,
вполне пригодную для 1-го тома, я прилагаю при сем для
сведения ПК, направляю в отдел науки и тем хочу добавить,
что вышеозначенное распоряжение тов. Горяева пишется
335
13 февраля в тот самый день, когда самая большая работа
моя по тому, уже неделю назад законченная, находилась в
институте Академии.
А по разделу “Айтыс” я себя не могу считать ни ответ-
ственным, ни виновным в данной стадии, так как я еще не
имею в руках апробированного Институтом и Союзом пи-
сателей материала своего исследования.
Характерно и весьма необъективно в распоряжении
т. Горяева и то, что он по непонятной для меня причине,
очевидно, информированный совершенно односторонне,
старается взвалить вину в задержке тома лишь на меня, на
мои разделы. А между тем, весьма важный раздел этого тома
“Исторические песни” т. Ахинжанова обсужден в редколле-
гии и передан для доработки только в четверг, т. е. 18 фев-
раля. Раздел “Героический эпос” т. Габдуллина тоже еще не
имеет окончательного текста и, очевидно, иметь не сможет
до проведения дискуссии по эпосу. По крайней мере, так
говорилось членами редколлегии и в том числе самим авто-
ром этого раздела т. Габдуллиным на последнем заседании
редколлегии от 12 февраля.
Нет окончательной редакции и другого большого разде-
ла 1-го тома, как “Социально-бытовые поэмы”, потому что
вопрос об этом жанре в целом также ставится на предстоя-
щую дискуссию.
Упоминая об этих фактах, я и утверждаю, что обвине-
ние меня в срыве подготовки тома не соответствует дей-
ствительности, несправедливо, а поспешное по этому
поводу решение вице-президента Академии т. Горяева не-
обоснованно.
Обращаюсь в ЦК с просьбой о восстановлении спра-
ведливости в отношении себя, своего готового труда, кото-
рый, по оценке членов редколлегии тома, мог явиться суще-
ственным разделом тома.
Профессор Ауэзов.
1
Горяев М. И. (1904) – биохимик, техника ғылымының докторы
(1945). 1946–1955 жж. ҚазКСР ҒА вице-президенті болды.
2
Сауранбаев Н. Т. (32-бетті қараңыз).
3
Ахметов Ш. (1913–1983) – әдебиетші ғалым, жазушы. М. Әуезов
шығармашылығын балалар әдебиеті тұрғысынан зерттеген.
336
4
Сильченко М.С. (303-бетті қараңыз).
5
Смирнова Н. С. (25-бетті қараңыз).
6
Ысқақов Б. И. (1924–1991) – ақын, әдебиетші.
7
Ғабдуллин Мәлік (45-бетті қараңыз).
8
Жаймурзин Ә. – философ, партия қызметкері. Қазақстан Жазу-
шылар одағында қызмет істеген кезінде М. Әуезовпен жұмыс бары-
сында кездесіп тұрған.
9
Орманов Ғали (1907–1978) – ақын. Бірнеше мақалаларында
М. Әуезов шығармалары жайында жазған.
10
Әбдіқадыров Қалмақан (1903–1964) – ақын, жазушы.
Ол туралы М. Әуезовтің “Қалмақаннан не тілер едік” мақаласында
айтылады.
М. Ауэзов – Ж. Шаяхметову
№ 142
2 марта 1953 г.
ЦК КПК
Товарищу Шаяхметову Ж.Ш.
В силу накопившихся, за последнее время, различных,
весьма сложных и неразрешимых моими силами, трудных
обстоятельств моей деятельности и жизненной действи-
тельности, – я обращаюсь к Вам, дорогой товарищ Шаях-
метов, с большой, убедительной просьбой принять меня для
непродолжительного личного собеседования.
В числе упомянутых обстоятельств имею в виду:
1) Вопрос о моем заявлении в печати в связи со ста-
тьей “Правды” – “Величание вместо критики”
1
. В частно-
сти, очень нуждаюсь в Ваших указаниях, советах и по рома-
ну “Абай”.
2) Вопрос о своей пьесе “Алуа” с образом казахской со-
ветской женщины – партийного руководителя. По этой
пьесе я просил и жду тоже советов и указаний от Вас и от
т. Сужикова.
3) Вопрос о моем сотрудничестве в 1-м томе “Истории
казахской литературы”, по которому мое обращение к т. Су-
жикову и зав. отделом науки т. Джандильдину
2
осталось без
337
последствия, почему я вынужден обратиться к вашему авто-
ритетному мнению и по данному поводу.
Ауэзов Мухтар.
1
1953 жылы 30 қаңтарда “Правда” газетінде жарияланған
П. Кузнецовтың сын мақаласы.
2
Жанділдин Нұрымбек (54-бетті қараңыз).
М. Ауэзов – А. Фадееву, А. Суркову, К. Симонову
№ 143
апрель 1953 г.
Товарищам
Фадееву Александру Александровичу
1
,
Суркову Алексею Александровичу и
Симонову Константину Михайловичу
от члена Правления ССП СССР
писателя Ауэзова М. О.
заявление.
Как человек к человеку, как писатель к писателю, од-
нажды в жизни, я обращаюсь к вам троим, в очень трудный
момент моей жизни в состоянии большой моральной по-
давленности. Прошу вас о немногом, а именно, познако-
миться с данным моим заявлением и познакомиться лич-
но с теми двумя материалами, которые и приложил к насто-
ящему своему заявлению, и сказать, где следует (где и как
вы найдете нужным) свое слово за писателя, известного Вам
хотя бы своей творческой писательской деятельностью.
Один из приложенных документов – это копия моего
заявления на имя Министра культуры СССР тов. Понома-
ренко, а другой – мое выступление на недавно проведенной
в Алма-Ате дискуссии по казахскому эпосу.
По этим двум материалам можно получить ясное пред-
ставление о тех условиях и обстоятельствах, в которые я по-
ставлен сейчас и еще в ту пору, когда я работаю над очень
значительной темой о создании образа казахской советской
338
женщины (бывшей батрачки бая, ставшей секретарем рай-
кома, кандидатом наук и Героем Социалистического Труда)
в виде пьесы и в плане нового советского романа.
Дело в том, что освобождая меня от работы в Универ-
ситете, и. о. ректора безоговорочно приклеивает мне ярлык
националиста (копия приказа приложена). А в своем докла-
де на дискуссии по эпосу доцент М. Габдуллин
2
меня имену-
ет буржуазным националистом, до сих пор неизменно сто-
ящим на давних политически ошибочных позициях и яко-
бы проводящим в своих статьях по эпосу враждебные совет-
ской стране буржуазно-националистические идеи.
Развернувшаяся в республике за последние три
года правильная, нужная и важная критика буржуазно-
националистических ошибок в области литературоведе-
ния, сказала много справедливого, принципиально пра-
вильного, объективно необходимого и о моих ошибках. О
них я говорил, признавался на многих собраниях, о них же
я пишу и товарищу Пономаренко, говорил о них и в своем
прилагаемом выступлении на дискуссии.
Но вместе с этим я не могу не указать, в результате вот
уже трехлетнего обсуждения всех этих вопросов, теперь на
то, что в критике моей деятельности, в обсуждениях ее (как
это сделано по Каз. госуниверситету) допускается двоякая
тенденциозная несправедливость.
Во-первых, нигде и никем из критиков не учитывается
моя деятельность писателя, написавшего наряду с ошибоч-
ными, в большинстве своем давними статьями и много ху-
дожественных произведений, как пьес, повестей и романов,
на те же темы исторического прошлого, а иногда даже на тех
же ошибочно написанных статей, но в гораздо более пра-
вильном освещении их в пьесах и прозе.
Настолько не учитывается эта самая основная сторо-
на моей деятельности, что, вынося суровый приговор, как
политическое обвинение всей моей личности и деятельно-
сти, только на днях докладчик по эпосу М. Габдуллин зая-
вил в своем заключительном слове, что он говорит лишь обо
мне – научном работнике, а не говорит обо мне – писателе.
Подобное заявление М. Габдуллина может подтвердить и
т. Климович Л. И.
3
, присутствовавший на упомянутой дис-
куссии в Алма-Ате.
339
С одной стороны, человек ведет критику на истребле-
ние, и с другой, говорит, что не учитывает основную вашу
деятельность. Какая же логика и справедливость подобной
оценки человека?
Во-вторых, есть явная тенденция значительной груп-
пы лиц, допускавших в своих работах на темы фольклора и
всего прошлого очень много грубых идейно-политических
ошибок буржуазно-националистического характера и стре-
мящихся переложить тяжесть своей вины на меня, как на
человека с известным грузом прошлого. При этом данные
лица дружно ссылаются на меня, как на высказывавшегося
по тем или иным поводам впервые и будто бы тем способ-
ствовавшего их же ошибкам. Между тем, эти лица – члены
партии, очень ответственные работники, выступающие на
фронте литературы и науки уже ряд десятилетий, более де-
сятка лет по меньшей мере, полагают, что будто указание их
на первого ошибавшегося якобы освобождает их от ответ-
ственности или облегчает их вину.
Однако эти лица-то ошибались покрупнее и вреднее
меня потому, что они писали не только статьи, как я, а пи-
сали школьные учебники, составляли хрестоматии, писали
совместно школьные и вузовские программы (заменявшие
годами учебники) и писали эти свои коллективные труды в
одних и тех же, приблизительно, авторских сочетаниях в те-
чение многих лет и до самого последнего времени.
Но в выступлениях на дискуссиях, на собраниях ука-
занные лица дают льготные оценки одним и уничтожаю-
щие другим, в частности мне, вынося приговоры, наподо-
бие приказа ректора КазГУ.
Требуя к себе справедливости, я лишь напомню о том,
что мною написана 21 оригинальная пьеса, несколько ро-
манов, ряд повестей и много рассказов.
Более половины указанных пьес посвящено советской
тематике, и огромное большинство таких пьес шло в ка-
захских театрах. Я не стану распространяться о цикле сво-
их романов об Абае. Одно только скажу о них, что, являясь
самыми крупными произведениями моей интеллектуально-
творческой деятельности, они и при наличии отдельных не-
достатков их, никак не являются книгами, пропагандирую-
щими национализм. Наоборот, самым главным их достоин-
ством, самой сокровенной их сутью являлась глубокая, ис-
340
кренняя любовь и уважение к русской культуре, к русско-
му народу, к его истории, т. е. все, что активно противосто-
ит казахскому национализму. Умалчивая самые значитель-
ные стороны моей многолетней положительной деятель-
ности и вынося самые беспощадные и безудержно-грубые
политические обвинения, люди совершают чрезмерно на-
силие над моей личностью и тем наносят глубокий ущерб
моей сегодняшней напряженно-творческой деятельности
честного, ищущего советского писателя. Вот почему я на-
стойчиво прошу вашего вмешательства и справедливого за-
ступничества хотя бы в тех моментах, где я прав и где люди
переходят грани дозволенного, нарушают требования това-
рищеской критики и становится на путь обидного невыно-
симого охаивания.
(Мухтар Ауэзов).
1
Фадеев Александр Александрович (27-бетті қараңыз).
2
Ғабдуллин Мәлік (45-бетті қараңыз).
3
Климович Люцион Ипполитович (1907 – ө.ж.б.) – дінтанушы,
әдебиетші.
М. Ауэзов – П. Пономаренко
№ 144
21 апреля 1953 г.
В Министерство культуры СССР
министру товарищу Пономаренко
Пантелеймону Кондратьевичу
1
от писателя – лауреата Сталин-
ской премии, действительного чле-
на Академии наук Казахской ССР,
доктора филологических наук,
профессора Ауэзова М.О.
заявление.
Приказом № 187 от 12 марта 1953 г. по Казахскому Гос-
университету им. С. М. Кирова за подписью и. о. ректора
ун-та доцента Сайкиева я освобожден от занимаемой долж-
341
ности профессора при кафедре казахской литературы. (Ко-
пия приказа приложена.)
Мотивом к данному приказу приведено тяжелое поли-
тическое обвинение: “За систематическое допущение в сво-
ей научно-педагогической деятельности ошибок национа-
листического характера”.
Считая себя не только несправедливо уволенным, а са-
мое главное – оклеветанным настоящим актом как науч-
ный работник, как деятель культурного фронта, обращаюсь
к вам лично, товарищ Пономаренко, чтобы было выясне-
но истинное положение с преподаванием казахской лите-
ратуры в КазГУ и на основе действительно установленных
данных была бы восстановлена справедливость в отноше-
нии меня.
В упомянутых только что делах я приведу несколько
справочных фактических данных.
Во-первых: указанный приказ кроме своей суровой
формулировки не подкреплен никакими действительными
данными. Например, не было ни одного случая стеногра-
фирования моих лекций в университете, не было ни одного
заседания кафедры, деканата или ректората, где бы когда-
нибудь ставился вопрос о неудовлетворительности или о
политической ошибочности моих лекций.
Во-вторых: я читаю лекции в казахстанских вузах, с не-
большими перерывами, более двадцати лет. А именно – с
1933 года начал читать лекции по казахскому фольклору в
Казахском пединституте им. Абая в Алма-Ате. С 1943 года
по 1953 год непрерывно читал лекции по двум дисципли-
нам: 1) по казахскому фольклору, 2) по абаеведению (спец-
курс о жизни и творчестве казахского поэта-классика Абая
Кунанбаева) в Каз. Госуниверситете. За все эти годы так-
же не было никаких критических, осуждающих мои научно-
педагогические, лекторские занятия решений, выводов в ву-
зовских коллективах. Мне сейчас 56 лет, и я полагал, что че-
рез четыре года я смогу поставить вопрос о пенсии за свою
долгую педагогическую деятельность в первых вузах респу-
блики.
В-третьих: За эти годы своей научно-педагогической
деятельности я занимался одновременно и научно-
342
исследовательской работой по казахскому фольклору,
по абаеведению. И я являлся одним из первых педагогов-
исследователей, впервые организовавших курсы лекций по
указанным дисциплинам в казахских вузах.
Правда, в этих начинаниях были и ошибки. Они были
и идейно-политического, и научно-методологического по-
рядка. Эти очень серьезные ошибки, отчасти имевшие ме-
сто в общесоюзной литературоведческой науке (до 1948–
1950 гг.), могли быть еще более разительными (при нашей
научно-теоретической невооруженности) в отношении ка-
захской литературы, никак не изученной ранее в серьезном
научном аспекте.
Намереваясь остановиться на своих ошибках особо поз-
же, считаю необходимым также добавить, что в результате
исследовательских работ по эпосу я написал ряд советских
пьес, поставленных на сценах казахских театров, а на осно-
ве своих поисков, изучения жизни, деятельности поэта-
классика Абая я написал и множество статей, исследований
о нем на казахском и русском языках. И наряду с этим также
написал о нем исторический роман “Абай”, удостоенный
Сталинской премии первой степени в 1949 году. Данное
произведение, как исторический роман, естественно яви-
лось результатом и научно-исследовательской работы моей.
Посвященный своей главенствующей идеей показу бла-
готворного воздействия передовой русской культуры на все
то новое и народное, что зарождалось в Казахстане в эпо-
ху безвременья – в ХІХ веке, – роман “Абай” никак и ни-
кем не был оценен как националистическое произведение.
А я, автор этого романа, исследователь жизни и эпохи поэ-
та, был первым и единственным преподавателем вуза, ор-
ганизовавшим этот вузовский курс и читал в единственном
числе по сей день лекции по данному спецкурсу.
Что роман “Абай” является произведением советско-
го писателя, пользовавшегося методом социалистического
реализма, свидетельствовали высказывания многих и мно-
гих русских советских писателей и критиков на страницах
“Правды”, “Известий”, “Литературной газеты”, на страни-
цах многих журналов, сборников, статей и т. д. Относитель-
но данного романа мне передавали положительные мнения
и наших руководителей партии и правительства Союза. По-
343
ложительная оценка роману была также дана на страницах
“Правды” и на Пленуме ЦК Компартии Казахстана и се-
кретарем ЦК КПК тов. Шаяхметовым. И так как этот ро-
ман воплощал в себе идейно-историческое воззрение, ис-
следовательские, литературоведческие мысли, знания авто-
ра, советского писателя, поэтому читаемый этим автором
курс лекций по абаеведению не мог не опираться на все по-
ложительные итоги достижений науки и литературы в дан-
ной области. Между тем, и при этих условиях в абаеведе-
нии, как в самой молодой отрасли науки, тоже были ошиб-
ки. В частности, в вопросе о так называемой школе Абая
были мною допущены грубые идейно-политические ошиб-
ки. Они были вскрыты во время дискуссии по абаеведению
в 1951 году, и после решения этой дискуссии я внес в объеме
8 печатных листов поправки в новую книгу своего романа о
дальнейшей жизни поэта “Путь Абая”. Эти же существен-
ные поправки я вносил также в читаемые мною лекции в
университете. Однако в вышеупомянутом приказе увольне-
ния и обвинения не учтено ни одно из названных обстоя-
тельств. Не имея даже хотя бы одной страницы застеногра-
фированной моей лекции, лишь опираясь на общие, осуж-
дающие (мои бывшие националистические ошибки) замет-
ки республиканских газет, однобокие выступления отдель-
ных лиц на некоторых собраниях – ректорат университе-
та принял упомянутое суровое решение. Оно лишает меня
всякого права чтения лекций в советских вузах. Это тяжелое
политическое обвинение советскому ученому одновремен-
но порочит и мою личность, всю мою деятельность совет-
ского писателя. Однако как можно совместить положитель-
ную оценку этой деятельности, данную партией и прави-
тельством Союза, оценку, данную союзным советским чи-
тателем роману, который является самым большим трудом
всей моей жизненной, творческой деятельности до сих пор,
на который затрачено 12 лет труда моего (и который переве-
ден или переводится сейчас на 18-20 языков народов Сою-
за и стран народной демократии) – как можно совместить
все это с той бездоказательной, однобокой формулой обви-
нения по университету, где из двух читаемых мною курсов
один является спецкурсом по тому же поэту Абаю? Другой
– читанный мной в университете курс лекций был о казах-
344
ском фольклоре. По нему у меня имелись ошибки в разные
этапы моей жизни, различные.
В пору до 1930 года, когда я находился под влияни-
ем националистической идеологии в Казахстане, еще не
имея и законченного высшего образования, в годы 1920-й,
1928-й, 1930-й я писал статьи и отдельные работы с реак-
ционных, консервативно-националистических позиций. А
после того как в 1933 году, осудив это свое националисти-
ческое прошлое, перешел на позиции советского писателя
и советского научного работника, я стремился создать и ху-
дожественные произведения, и исследования, опираясь на
марксистско-ленинскую диалектику. Мною написано бо-
лее десятка пьес на советскую тематику, написано большое
количество статей, исследований по фольклору по новой
литературе. Однако и тут в области исследовательской ра-
боты были ошибки, но они не имели ничего общего с моей
прежней отвергнутой, осужденной мною позицией. Совер-
шая эти ошибки, я и исправлял их новыми работами. А по
целому ряду этих ошибок я заблуждался вместе со всем об-
ществом в Казахстане.
Например, до 1944 года, пока ЦК ВКП(б) не вскрыл
ошибок Татарского обкома партии по вопросу о ханско-
феодальном эпосе “Едиге”, мы в Казахстане (все казахские
исследователи и писатели) ошибочно рассматривали были-
ну об Едиге как народную. Так же до 1930 года, до статьи
“Правды” о Кенесары Касымове – глубоко ошибочно рас-
сматривали фольклор о нем как народный.
До 1951 года, до дискуссии по абаеведению, мы (и я в
первую очередь) ряд лиц, оставивших воспоминания свои
об Абае, причисляли к группе учеников Абая, а они явля-
лись консервативными, реакционными поэтами.
По поводу наших ошибок в литературоведении, в част-
ности по вопросу эпоса, в том числе о моих ошибках, не-
давно было много высказано на специальной дискуссии,
устроенной президиумом Академии наук КазССР и пре-
зидиумом Союза советских писателей Казахстана. Дискус-
сия закончилась 14 апреля 1953 года. Несмотря на односто-
ронние, грубо обвинительные выводы (приговор) одного
из докладчиков, а именно М. Габдуллина обо мне – реше-
ние дискуссии, согласованное с ЦК КП Казахстана, указа-
345
ло на ошибки общие для всех исследователей эпоса, фоль-
клора в Казахстане. Мною было сделано развернутое высту-
пление на данной дискуссии, и так как это мое выступление
может быть понято и оценено одновременно и как мое объ-
яснение по курсу моих лекций по фольклору в Казгосуни-
верситете – я прилагаю при данном своем заявлении и ко-
пию этой своей речи.
Обращаясь к вам с настоящим своим заявлением, при-
лагая свое выступление на указанной дискуссии как часть
моих объяснений своей деятельности в качестве научного
работника и лектора в том числе, я очень просил бы вас, то-
варищ Пономаренко, выразить свое отношение к сложив-
шимся вокруг моей деятельности обстоятельствам.
Я прошу ваших указаний об отмене указанного выше
грубо обвинительного приказа ректора КазГУ как доку-
мента безоговорочно и навсегда порочащего мою личность,
мою деятельность советского человека. И также прошу вос-
становить меня в правах профессора, преподавателя в вузах
Казахстана.
При чем добавляю, что мне не обязательно работать в
КазГУ, я могу продолжать творческую работу лишь в каче-
стве писателя, но и в этом случае я законно прошу реаби-
литировать меня от тяжелого обвинения, от того позорно-
го клейма, которое приклеено к моему имени после двадца-
тилетней моей педагогической деятельности в вузе, и кото-
рое может быть так пришито столь бездоказательно и огуль-
но лишь оклеветанному человеку.
Писатель,
действительный член Академии наук
Казахстана, профессор.
(Ауэзов Мухтар).
1
Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич (1902–1984) – белгілі
партия қайраткері. 1953–1954 жылдары КСРО мәдениет министрі,
1954–1955 жылдары Қазақстан КП ОК-нің бірінші хатшысы болды.
23–1184
346
Поделитесь с Вашими друзьями: |